Поэтический дар дается человеку природой с самого рождения. Человек рождается поэтом. И в детстве, и в отроческие годы, и, повзрослев, он на все смотрит как поэт. И даже в старости, поседевший и сгорбившийся, он не утрачивает этого особого взгляда на мир. Любое явление в природе видится поэту по-особому: он видит, осязает его иначе (чем обыкновенный человек. – М.И.).
Возьмем закат, простой закат, который по божьей воле ежедневно случается во всех уголках мира. Это простое явление природы видится поэту совсем иначе. Он находит в нем немыслимые нам красоты, видит невидимые краски, очертания, бесчисленные тени. В объятых лучами заходящего солнца облаках, принимающих то серый, то голубой, то желтый оттенки, поэт находит неведомые нам тайны. Но самое главное, он получает от этого огромное наслаждение. Погружаясь в эту красоту, поэт парит в своем прекрасном мире.
Поэту достаточно посмотреть в глаза ребенку, чтобы запечатлеть его облик, представить его мысли, подобные извилистым тропинкам среди зеленой летней травы.
Едва заметная улыбка красавицы, свет, излучаемый ее глазами, переполняют его бескрайними надеждами. Устремляясь за ними, поэт достигает небес. Отрываясь от земли, парит среди ангелов и возвышает подарившую ему надежду девушку до престола Всевышнего. Он обожествляет ее, поклоняется ей подобно тому, как поклоняются Аллаху, вдохновляется ею, говорит возлюбленной о своей любви, поклонении, произносит в ее честь зикр. Из его пламенных слов, фраз, что острее меча, рождается стихотворение. Малейшее невнимание, оказанное ему возлюбленной, он воспринимает сильнее, чем оскорбление, нанесенное всем миром. Всем сердцем, всем душой переживает он этот позор, плачет, и, вспоминая все молитвы и заклинания, шлет проклятия, способные иссушить всю землю, погасить все звезды на небе. Голосом, подобным вострубившему Исрафилу1 он доносит эти проклятия до всего мира. Из этого голоса, от которого замирает сердце, из этих слез он рождает на свет полные проклятия стихи. Поэт никогда и ничего не видит так, как простой человек. Он всегда сгущает краски, делает цвета более насыщенными, находя во всем то, что невидимо нам. Из неприметных мелочей жизни поэт выводит большую панораму, из незначительных событий, фактов создает картину многообразной, развивающейся жизни.
Богатство, бедность, низость, прекрасное, безобразное, хорошее, плохое – все эти понятия имеют для поэта другой (по сравнению с обыкновенным человеком. – М.И.) смысл. Деньги, признаваемые «умными» людьми высшей ценностью, вызывают у поэта отвращение. Достаток, являющийся для «умных» людей идеалом, вызывает у поэта возмущение, а их стремление к высокому положению – смех. В глазах «умных» людей поэт – безумец, глупец, чудак, находящийся по ту сторону практической жизни.
И нам, живущим на берегах Волги татарам, природа даровала такого поэта. Сердце этого нареченного именем Габдулла поэта с самого рождения было наполнено поэтическим талантом.
Природа даровала его всему татарскому миру со словами: «Я даю вам этот алмаз, но украсить, огранить его должны вы сами».
Татарская жизнь, передавая мальчика Габдуллу из рук в руки, продавая его на Сенном базаре, обучая в вонючем медресе затхлым «наукам», вдоволь изваляв в казанской грязи, истаскав по миру татарской печати, вернула его природе. Но за это время Габдулла оставил множество стихов, окрашенных в сатирические тона. В те прекрасные мгновения, что были в его короткой жизни, он подарил нам стихи, не уступающие творениям знаменитых мировых поэтов.
Сейчас Габдуллы нет. Он умер. Минул уже год, как он ушел от нас… И пусть еще не настало время оценить его труды, полностью осмыслить оставленное им богатство, мы можем окинуть взором его жизнь, жизнь поэта.
Природа дала нам Тукая в чистом, необработанном виде.
Смогла ли татарская жизнь огранить этот алмаз, заставить его засверкать всеми своими гранями? Смогла ли сознательная часть татарского общества осознать, что этому алмазу подобает находиться в сердце татарской нации?..
Смогла ли татарская нация в полной мере воспользоваться силой его таланта? Не истратила ли просвещенная часть татарского общества ее понапрасну?
Для того чтобы в поэте развился поэтический дар, необходима нежная, мягкая забота матери, любовь которой исцеляет все детские душевные раны. Бедному Габдулле не суждено было познать материнской любви, понежиться в ее объятиях.
Для того чтобы оттачивался поэтический талант, отроческие годы поэта, его юность должны быть наполнены любовными переживаниями. Для того чтобы его стихи были острее тонкой сабли, его сердце должно гореть любовным пламенем сильнее, чем сердце Меджнуна.
Для того чтобы стихи поэта были красивыми, его лицо, губы должны быть осыпаны поцелуями возлюбленной. Не проявившая к Габдулле в детстве милосердия татарская жизнь и в юности обделила его своей милостью.
Габдулле не довелось испытать чистой любви со стороны тех девушек, которые сегодня со слезами на глазах читают его стихи. Судьба распорядилась так, что он не повстречал на своем жизненном пути чистой девушки, любовь к которой открыла бы потаенные уголки его тонкой поэтической души, отогрела бы его замерзшее в детские годы сердце.
Он рос сиротой.
Жил сиротой.
Умер сиротой.
Он был одинок.
Умер одиноким.
Эта кажущаяся незначительной особенность оказала влияние на всю жизнь Габдуллы, определила тональность всей его поэзии. Но самое главное: она стала причиной его смерти в самом расцвете поэтического таланта.
Габдуллу погубила не чахотка. Его убило отсутствие сердечного тепла, любви татарской девушки, которая смотрела бы на него не как на «Габдуллу эфенди Тукаева», а просто как на Габдуллу.
В этом состоит не только трагедия его личной жизни, но и литературной. Габдулла, поэт Габдулла и сам осознавал, что причиной того, что его драгоценная жизнь проходит в неподобающих местах, в окружении людей, которых он нисколько не ценит, как раз и состоит в отсутствии места, где бы он мог отогреть свое холодное сердце, любимой, которая могла бы согреть его душу.
Он не только осознавал это, но и глубоко переживал. Для того чтобы не чувствовать, как это переживание гложет его сердце, он был вынужден забывать, кто он такой. К сожалению, зачастую забывая, что он великий поэт, Габдулла писал и слабые, неудачные стихи.
Великий писатель Ибсен, задавая себе вопрос «Кто является великим человеком?», отвечает: «Великий человек – счастливый человек, великий человек – тот, кому помогает судьба».
Окажись судьба благосклонной к нашему Габдулле и вместо вонючего номера в Казани дай ему чистое, теплое гнездышко, а рядом – черноглазую, чернобровую спутницу жизни, каких бы высот он ни достиг, какими бы шедеврами он ни украсил татарскую поэзию?!
Габдулле не было в этом счастья. По этой причине мы не увидели множества произведений, которые он мог бы написать, и уже не увидим. Мы не смогли огранить дарованный нам природой алмаз, не смогли создать условия, которые бы позволили засиять ему во всех своих красках.
Не думайте, что я собираюсь обвинить какую-то татарскую девушку в том, что сердце Габдуллы так и не наполнилось теплом. В этой трагедии есть вина, но нет виноватых. Если кто-то и повинен в этом, то это вся татарская жизнь, все устройство нашей жизни.
Насмешка судьбы, состоящая в том, что жизнь основателя татарской литературы оказалась лишенной женской любви, является наказанием нам за наше угнетение женщин. Это историческая расплата за наши старые грехи.
Явившийся в мир, чтобы наполнить грубую, невежественную татарскую жизнь красотой, Тукай умер в нищете и одиночестве, не познав наслаждения жизнью. Он умер от холода татарской жизни, адского холода.
Умер, оставив после себя красивые стихи, способные отогреть замерзшее сердце, наполнить слезами глаза, возродить утраченную надежду.
Умер, даровав нам солнце, которое спасет будущих поэтов от холода. В этот весенний день, когда на деревьях появляются первые листочки, когда начинают распускаться цветы, когда смеющееся солнце согревает своими лучами луга и поля Татарстана, мы помним трагедию Тукая, ушедшего в иной мир от объявшей его душу стужи. Наши глаза всегда будут полны слез от этой трагедии.
Потому что трагедия Тукая – наша трагедия, потому что трагедия Тукая – трагедия нации.
Гаяз Исхаки.
Примечания:
Впервые опубликовано в газете «Иль» («Отчизна») 2 апреля 1914 года (№ 23). Текст в переводе на русский язык печатается по изданию: Исхакый Г. Әсәрләр: 15 томда. 6 т.: Публицистика һәм әдәби тәнкыйть мәкаләләре. Казан: Татар. кит. нәшр., 2005. Б. 288–292.
1 Исрафил – вестник страшного суда в исламской эсхатологии. Стоя на иерусалимской горе, Исрафил звуками трубы возвестит о воскрешении мёртвых для страшного суда.